Системность языка. Язык и его свойства

Язык представляет собой не просто знаковую систему, символически обозначающую предметы и явления. Язык - это еще и инструмент в которой он выполняет ряд функций. К основным функциям языка можно отнести коммуникативную, познавательную, номинативную и аккумулятивную. Есть также и второстепенные функции (например, эстетическая функция языка). В данной статье мы рассмотрим основные функции, которые выполняет язык, и их сущность.

Основные функции языка: коммуникативная функция

Эта функция связана с тем, что язык - это средство которое позволяет одному человеку высказать свои мысли и передать их другому, а другому, в свою очередь, понять их и отреагировать. По сути, язык возник именно для коммуникации, то есть общения, обмена информацией. Коммуникативная функция осуществляется благодаря знаковости языка.

В пределах коммуникативной функции можно выделить эмоциональную функцию, объясняя ее тем, что при помощи языка можно передать чувства, желания, состояния. Животные, которые не могут произносить слова, общаются именно для передачи эмоций. Эмоциональная функция нашей речи, естественно, более сложная, чем у животных.

Таким образом, подразумевает под собой реализацию коммуникации посредством сообщения, общения, воздействия и выражения эмоций, состояний и чувств.

Основные функции языка: познавательная функция

Познавательная функция связана с тем, что в языковых знаках присутствует человеческое сознание. Язык - инструмент сознания, отражающий результат когнитивной деятельности человека. Споры лингвистов о том, что возникает раньше, язык или мышление, кажется, не прекращались никогда. Единственное мнение, которое безошибочно: язык неразрывно связан с мышлением, ведь мы не только выражаем словами наши мысли, но и сами мысли представлены в виде слов; человек думает словами.

Позволяет фиксировать результаты мышления и использовать их в общении. Эта функция помогает познавать мир и вербализировать его.

Основные функции языка: номинативная функция

Она тесно связана с когнитивной, так как все познанное должно иметь свое имя. Также она связана со способностью языкового знака обозначать вещи. Именно эта способность помогла человеку создать символический мир. Тем не менее в нашем мире есть масса вещей, у которых нет названий. Как, интересно, назвать штырек на На самом деле, несмотря на отсутствие названия, номинативная функция реализована посредством описания.

Основные функции языка: аккумулятивная функция

Аккумулятивная функция связана со сбором и Не секрет, что язык живет намного дольше людей, народа. Яркий пример - мертвые языки, которые пережили своих носителей. Каким бы ни был язык, живым или мертвым, он хранит память целых поколений, многовековую историю человечества. Даже в случае потери устного предания можно изучить древние письмена и сделать определенные выводы о прошлом нации.

В последнее время процесс накопления информации ускоряется, а объем информации, которую производит человек в наши дни, увеличивается на 30% в год.

Многие лингвисты выделяют и другие функции языка. Среди них, например, контактоустанавливающая, эстетическая и другие. Если внимательно присмотреться к дополнительным функциям, можно сделать вывод, что все они тем или иным образом связаны с вышеупомянутыми. Исследование второстепенных функций языка не прекращается и дает очень интересные данные для дальнейших научных изысканий. Можно с уверенностью сказать, что язык и его функции всегда будут актуальны для человека.

Язык определяется обычно в двух аспектах: первый - это система фонетических, лексических, грамматических средств, являющихся орудием выражения мысли, чувств, волеизъявлений, служащая важнейшим средством общения людей, т.е. язык - социальное явление, связанное в своем возникновении и развитии с человеческим коллективом; второй - разновидность речи, характеризующаяся теми или иными стилистическими признаками (казахский язык, разговорный язык).

Язык как основное средство человеческого общения устроен таким образом, чтобы адекватно намерениям и желаниям отдельной языковой личности и задачам человеческого сообщества выполнять различные функции. В самом общем виде под функциями языка понимается использование потенциальных свойств средств языка в речи для разных целей.

Язык – это не явление природы , а, следовательно, биологическим законам не подчиняется. Язык не наследуется, не передается от старших к младшим. Он возникает именно в социуме. Возникает стихийно, постепенно превращается в самоорганизующуюся систему, которая призвана выполнять в обществе определенные функции .

Первая основная функция языка – когнитивная (т.е. познавательная),означающая, что язык – важнейшее средство получения новых знаний о действительности. Когнитивная функция связывает язык с мыслительной деятельностью человека.

Без языка невозможно человеческое общение, а без общения не может быть общества, не может быть полноценной личности (например, Маугли).

Вторая основная функция языка – коммуникативная , которая означает, что язык является важнейшим средством человеческого общения, т.е. коммуникации, или передачи от одного лица другому какого-либо сообщения с той или иной целью. Общаясь друг с другом, люди передают свои мысли, чувства, воздействуют друг на друга, добиваются взаимопонимания. Язык дает им возможность понять друг друга и наладить совместную работу во всех сферах человеческой деятельности.

Третья основная функция – эмоциональная и побудительная . Она призвана не только выражать отношение автора речи к ее содержанию, но и оказывать воздействие на слушателя, читателя, собеседника. Она реализуется в средствах оценки, интонации, восклицании, междометиях.

Другие функции языка:

– мыслеформирующая , так как язык не только передает мысль, но и формирует ее;

– аккумулятивная – это функция хранения и передачи знаний о действительности. В письменных памятниках, устном народном творчестве фиксируется жизнь народа, нации, история носителейязыка;

– фатическая (контактоустанавливающая) функ-
ция– функция создания и поддержания контакта между собеседниками (формулы приветствия при встрече и прощании, обмен репликами о погоде и т.п.). Содержание и форма фатического общения зависят от пола, возраста, социального положения, взаимоотношений собеседников, однако в целом они стандартны и минимально информативны. Фатическое общение помогает преодолевать некоммуникабельность, разобщенность;

– конативная функция – функция усвоения информации адресатом, связанная с сопереживанием (магическая сила заклинаний или проклятий в архаическом обществе или рекламные тексты в современном);

– апеллятивная функция – функция призыва, побуждения к тем или иным действиям (формы повелительного наклонения, побудительные предложения и т.п.);

– эстетическая функция – функция эстетического воздействия, проявляющаяся в том, что читающий или слушающий начинает замечать сам текст, его звуковую и словесную фактуру. Отдельное слово, оборот, фраза начинают нравиться или не нравиться. Речь может восприниматься как нечто прекрасное или безобразное, т.е. как эстетический объект;

– метаязыковая функция (речевой комментарий) – функция истолкования языковых фактов. Использование языка в метаязыковой функции обычно связано с трудностями речевого общения, например, при разговоре с ребенком, иностранцем или другим человеком, не вполне владеющим данным языком, стилем, профессиональной разновидностью языка. Метаязыковая функция реализуется во всех устных и письменных высказываниях о языке – на уроках и лекциях, в словарях, учебной и научной литературе о языке.

ЯЗЫК – соц. обработан, исторически изменчивая знаков система, служащая основным средством общения и представлен-я разных форм существования, каждой из которой имеет по крайней мере одну из форм реализации– устн или письменн.

РЕЧЬ – это один из видов коммуникативной деятельности человека т.е. использование языка для общения с другими людьми

Виды речевой деятельности:

Говорение

Слушанье

Основными функциями языка являются:

коммуникативная (функция общения);

мыслеформирующая (функция воплощения и выражения мысли);

экспрессивная (функция выражения внутреннего состояния говорящего);

эстетическая (функция создания прекрасного средствами языка).

Коммуникативная функция заключается в способности языка служить средством общения между людьми. Язык располагает единицами, необходимыми для построения сообщений, правилами их организации и обеспечивает возникновение сходных образов в сознании участников общения. Язык также обладает специальными средствами установления и поддержания контакта между участниками коммуникации.

С точки зрения культуры речи, коммуникативная функция предполагает установку участников речевой коммуникации на плодотворность и взаимную полезность общения, а также общую нацеленность на адекватность понимания речи.

Мыслеформирующая функция заключается в том, что язык служит средством оформления и выражения мысли. Структура языка органически связана с категориями мышления. "Слово, которое одно способно сделать понятие самостоятельной единицей в мире мыслей, прибавляет к нему многое от себя", - писал основоположник языкознания Вильгельм фон Гумбольдт (Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. - М., 1984. С. 318).

Это значит, что слово выделяет и оформляет понятие, и при этом устанавливается отношение между единицами мышления и знаковыми единицами языка. Именно поэтому В. Гумбольдт полагал, что "язык должен сопутствовать мысли. Мысль должна, не отставая от языка, следовать от одного его элемента к другому и находить в языке обозначение для всего, что делает ее связной" (Там же, с. 345). По Гумбольдту, "чтобы соответствовать мышлению, язык, насколько это возможно, своим строением должен соответствовать внутренней организации мышления" (Там же).

Речь образованного человека отличается ясностью изложения собственной мысли, точностью пересказа чужих мыслей, последовательностью и информативностью.

Экспрессивная функция позволяет языку служить средством выражения внутреннего состояния говорящего, не только сообщать какую-то информацию, но и выражать отношение говорящего к содержанию сообщения, к собеседнику, к ситуации общения. Язык выражает не только мысли, но и эмоции человека. Экспрессивная функция предполагает эмоциональную яркость речи в рамках принятого в обществе этикета.

Искусственные языки не имеют экспрессивной функции.

Эстетическая функция заключается в установке на то, чтобы сообщение своей формой в единстве с содержанием удовлетворяло эстетическое чувство адресата. Эстетическая функция характерна в первую очередь для поэтической речи (произведений фольклора, художественной литературы), но не только для нее - эстетически совершенной может быть и публицистическая, и научная речь, и обыденная разговорная речь.

Эстетическая функция предполагает богатство и выразительность речи, ее соответствие эстетическим вкусам образованной части общества.

язык – это система (от греч. systema – нечто целое, составленное из частей ). А если это так, то все составные ее части должны представлять собой не случайный набор элементов, а некую упорядоченную их совокупность.

В чем же проявляется системность языка? Прежде всего в том, что язык имеет иерархическую организацию, иными словами, в нем выделяются различные уровни (от низшего к высшему), каждому из которых соответствует определенная языковая единица .

Обычно выделяются следующие уровни языковой системы: фонемный, морфемный, лексический исинтаксический . Назовем и охарактеризуем соответствующие им языковые единицы.

Фонема – простейшая единица, неделимая и незначимая, служащая для различения минимальных значимых единиц (морфем и слов). Например: п орт – б орт, сто л – сту л.

Морфема – минимальная значимая единица, не употребляющаяся самостоятельно (приставка, корень, суффикс, окончание).

Слово (лексема) – единица, служащая для наименования предметов, процессов, явлений, признаков или указывающая на них. Это минимальная номинативная (назывная) единица языка, состоящая из морфем.

Синтаксическому уровню соответствуют две языковые единицы: словосочетание и предложение.

Словосочетание – это соединение двух или более слов, между которыми существует смысловая и/или грамматическая связь. Словосочетание, как и слово, – единица номинативная.

Предложение – основная синтаксическая единица, которая содержит сообщение о чем-либо, вопрос или побуждение. Эта единица характеризуется смысловой оформленностью и законченностью. В отличие от слова – номинативной единицы – это коммуникативная единица , так как она служит для передачи информации в процессе общения.

Между единицами языковой системы устанавливаются определенные отношения . Поговорим о них более подробно. «Механизм» языка основан на том, что каждая языковая единица входит в два перекрещивающихся ряда. Один ряд, линейный, горизонтальный, мы непосредственно наблюдаем в тексте: это синтагматический ряд, где сочетаются единицы одного уровня (от греч. syntagma – нечто соединенное ). При этом единицы более низкого уровня служат строительным материалом для единиц более высокого уровня.

Примером синтагматических отношений могут служить сочетаемость звуков: [гóрът мΛсквá] ; грамматическая сочетаемость слов и морфем: играть в футбол, играть на скрипке; синий шар, синяя тетрадь, под+окон+ник; лексическая сочетаемость: письменный стол, работать за столом, стол красного дерева – «предмет мебели», обильный стол, диетический стол – «еда», «питание», паспортный стол, стол справок – «отделение в учреждении» и другие виды отношений языковых единиц.

Второй ряд – нелинейный, вертикальный, не данный в непосредственном наблюдении. Это парадигматический ряд , т.е. данная единица и другие единицы того же уровня, связанные с ней той или иной ассоциацией – формальным, содержательным сходством, противоположностью и другими отношениями (от греч. paradeigma – пример, образец ).

Простейший пример парадигматических отношений – это парадигма (образец) склонения или спряжения слова: дом, ~ а, ~у …; иду, ~ешь, ~ет … Парадигмыобразуют взаимосвязанные значения одного и того же многозначного слова (стол – 1.предмет мебели; 2. еда, питание; 3. отделение в учреждении); синонимические ряды (хладнокровный, сдержанный, невозмутимый, уравновешенный, спокойный); антонимические пары (широкий – узкий, открыть – закрыть); единицы одного и того же класса (глаголы движения, обозначения родства, названия деревьев и т.п.) и др.

Из сказанного следует, что языковые единицы хранятся в нашем языковом сознании не изолированно, а как взаимосвязанные элементы своеобразных «блоков» – парадигм. Употребление же этих единиц в речи определяется их внутренними свойствами, тем, какое место занимает та или иная единица среди других единиц данного класса. Такое хранение «языкового материала» является удобным и экономичным. В повседневной жизни мы обычно не замечаем никаких парадигм. Тем не менее они – одна из основ знания языка. Ведь не случайно, когда студент делает ошибку, преподаватель просит его просклонять или проспрягать то или иное слово, образовать нужную форму, уточнить значение, выбрать наиболее подходящее слово из синонимического ряда, иными словами, обратиться к парадигме.

Итак, системность языка проявляется в его уровневой организации, существовании различных языковых единиц, находящихся между собой в определенных отношениях .

Похожая информация.

"Будучи важнейшим средством общения, язык объединяет людей, регулирует их межличностное и социальное взаимодействие, координирует их практическую деятельность, участвует в формировании мировоззренческих систем и национальных образов мира, обеспечивает накопление и хранение информации, в том числе относящейся к истории и историческому опыту народа и личному опыту индивида, расчленяет, классифицирует и закрепляет понятия, формирует сознание и самосознание человека, служит материалом и формой художественного творчества" (Арутюнова Н.Д. Функции языка // Русский язык. Энциклопедия. - М., 1997. С. 609).

Основными функциями языка являются:

• коммуникативная (функция общения);

  мыслеформирующая (функция воплощения и выражения мысли);

  экспрессивная (функция выражения внутреннего состояния говорящего);

  эстетическая (функция создания прекрасного средствами языка).

Коммуникативная функция заключается в способности языка служить средством общения между людьми. Язык располагает единицами, необходимыми для построения сообщений, правилами их организации и обеспечивает возникновение сходных образов в сознании участников общения. Язык также обладает специальными средствами установления и поддержания контакта между участниками коммуникации. С точки зрения культуры речи, коммуникативная функция предполагает установку участников речевой коммуникации на плодотворность и взаимную полезность общения, а также общую нацеленность на адекватность понимания речи. Достижение функциональной эффективности общения невозможно без знания и соблюдения норм литературного языка. Мыслеформирующая функция заключается в том, что язык служит средством оформления и выражения мысли. Структура языка органически связана с категориями мышления. "Слово, которое одно способно сделать понятие самостоятельной единицей в мире мыслей, прибавляет к нему многое от себя", - писал основоположник языкознания В. фон Гумбольдт (Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 318). Это значит, что слово выделяет и оформляет понятие, и при этом устанавливается отношение между единицами мышления и знаковыми единицами языка. Именно поэтому В. Гумбольдт полагал, что "язык должен сопутствовать мысли. Мысль должна, не отставая от языка, следовать от одного его элемента к другому и находить в языке обозначение для всего, что делает ее связной" (там же, с. 345). По Гумбольдту, "чтобы соответствовать мышлению, язык, насколько это возможно, своим строением должен соответствовать внутренней организации мышления" (там же). Речь образованного человека отличается ясностью изложения собственной мысли, точностью пересказа чужих мыслей, последовательностью и информативностью. Экспрессивная функция позволяет языку служить средством выражения внутреннего состояния говорящего, не только сообщать какую-то информацию, но и выражать отношение говорящего к содержанию сообщения, к собеседнику, к ситуации общения. Язык выражает не только мысли, но и эмоции человека. Экспрессивная функция предполагает эмоциональную яркость речи в рамках принятого в обществе этикета. Искусственные языки не имеют экспрессивной функции. Эстетическая функция заключается в установке на то, чтобы сообщение своей формой в единстве с содержанием удовлетворяло эстетическое чувство адресата. Эстетическая функция характерна в первую очередь для поэтической речи (фольклора, художественной литературы), но не только для нее - эстетически совершенной может быть и публицистическая, и научная речь, и обыденная разговорная речь. Эстетическая функция предполагает богатство и выразительность речи, ее соответствие эстетическим вкусам образованной части общества.

Продолжение. Начало в № 42/2001. Печатается в сокращении

11. КОММУНИКАТИВНАЯ ФУНКЦИЯ

Важнейшая функция языка – коммуникативная . Коммуникация – значит общение, обмен информацией. Иными словами, язык возник и существует прежде всего для того, чтобы люди могли общаться .

Вспомним два приводившихся выше определения языка: как системы знаков и как средства общения. Нет смысла противопоставлять их друг другу: это, можно сказать, две стороны одной медали. Язык и осуществляет свою коммуникативную функцию благодаря тому, что является системой знаков: по-другому просто нельзя общаться. А знаки, в свою очередь, и предназначены для того, чтобы передавать информацию от человека к человеку.

Собственно, а что значит – информация? Любой ли текст (напомним: это реализация языковой системы в виде последовательности знаков) несет в себе информацию?

Очевидно, нет. Вот я, проходя мимо людей в белых халатах, случайно слышу: «Давление упало до трех атмосфер». Ну и что? Три атмосферы – это много или мало? Радоваться надо или, скажем, бежать куда подальше?

Другой пример. Открыв книгу, мы наталкиваемся, положим, на следующий пассаж: «Деструкция гипоталамуса и верхней части стебля гипофиза в результате неопластической или гранулематозной инфильтрации может обусловить развитие клинической картины НД... При патологоанатомическом исследовании недостаточность развития супраоптических нейронов гипоталамуса встречалась реже, чем паравентрикулярных; был выявлен также уменьшенный нейрогипофиз». Будто на иностранном языке, не правда ли? Пожалуй, единственное, что мы из данного текста вынесем, – это то, что сия книга не для нас, а для специалистов в соответствующей области знания. Для нас же она информации не несет.

Третий пример. Является ли информативным для меня, взрослого человека, высказывание «Волга впадает в Каспийское море?». Нет. Я это хорошо знаю. Это всем хорошо известно. Никто в этом не сомневается. Не случайно данное высказывание служит примером банальных, тривиальных, избитых истин: оно никому не интересно. Оно неинформативно.

Информация передается в пространстве и во времени. В пространстве – это значит от меня к вам, от человека к человеку, от одного народа к другому... Во времени – значит от вчерашнего дня к сегодняшнему, от сегодняшнего – к завтрашнему... И «день» здесь надо понимать не буквально, а фигурально, обобщенно: информация сохраняется и передается из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. (Изобретение письма, книгопечатания, а теперь и компьютера совершило в этом деле революцию.) Благодаря языку осуществляется преемственность человеческой культуры, происходит накопление и усвоение опыта, выработанного предшествующими поколениями. Но об этом еще пойдет речь ниже. А пока заметим: человек может общаться во времени и... с самим собой. В самом деле: зачем вам записная книжка с именами, адресами, днями рождения? Это вы «вчерашний» направили себе «сегодняшнему» послание в завтра. А конспекты, дневники? Не надеясь на свою память, человек отдает информацию «на сохранение» языку, а точнее сказать, его представителю – тексту. Он общается с самим собой во времени. Подчеркну: для того чтобы сохранить себя как личность, человек обязательно должен общаться – это форма его самоутверждения. И в крайнем случае при отсутствии собеседников он должен общаться хотя бы с самим собой. (Данная ситуация знакома людям, на долгое время оказавшимся оторванными от общества: заключенным, путешественникам, отшельникам.) Робинзон в известном романе Д.Дефо, пока он не встречает Пятницу, начинает разговаривать с попугаем – это лучше, чем сойти с ума от одиночества...

Мы уже говорили: слово тоже в каком-то смысле есть дело. Теперь же, применительно к коммуникативной функции языка, можно эту мысль уточнить. Возьмем простейший случай – элементарный акт общения. Один человек что-то говорит другому: просит его, приказывает, советует, предостерегает... Чем продиктованы эти речевые действия? Заботой о благе ближнего? Не только. Или по крайней мере не всегда. Обычно говорящий имеет в виду какие-то собственные интересы, и это совершенно естественно, такова человеческая природа. Например, он просит собеседника сделать что-то, вместо того чтобы делать это самому. Для него тем самым дело как бы превращается в слово, в речь. Нейропсихологи утверждают: говорящий человек должен прежде всего подавить, затормозить возбуждение каких-то центров в своем мозгу, отвечающих за движения, за поступки (Б.Ф. Поршнев). Речь оказывается заместителем действия. Ну а второй человек – собеседник (или, по-другому, слушающий, адресат)? Ему самому, может быть, и не нужно то, что он будет делать по просьбе говорящего (или не вполне ясны причины и основания этого действия), и тем не менее он данную просьбу выполнит, воплотит слово в реальное дело. А ведь в этом можно увидеть зачатки разделения труда, первоосновы человеческого общества! Именно так характеризует использование языка крупнейший американский лингвист Леонард Блумфилд. Язык, говорил он, позволяет одному человеку совершить действие (поступок, реакцию) там, где другой человек испытывает в этом действии потребность (стимул).

Итак, стоит согласиться с мыслью: коммуникация, общение с помощью языка – один из важнейших факторов, «сотворивших» человечество.

12. МЫСЛИТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ

Но человек говорящий – это человек думающий. И вторая функция языка, теснейшим образом связанная с коммуникативной, есть функция мыслительная (по-другому – когнитивная, от лат. cognitio – ‘познание’). Нередко даже спрашивают: а что важнее, что первичнее – общение или мышление? Наверное, так ставить вопрос нельзя: эти две функции языка обусловливают друг друга. Говорить – значит выражать свои мысли. Но, с другой стороны, сами эти мысли формируются у нас в голове с помощью языка. А если вспомнить о том, что в среде животных язык «уже» используется для коммуникации, а мышления как такового здесь «еще» нет, то можно прийти к выводу о первичности коммуникативной функции. Но лучше сказать так: коммуникативная функция воспитывает, «взращивает» мыслительную . Как это следует понимать?

Одна маленькая девочка по сему поводу выразилась так: «Откуда я знаю, что я думаю? Вот скажу – тогда узнаю». Поистине устами младенца глаголет истина. Мы соприкасаемся здесь с важнейшей проблемой формирования (и формулирования) мысли. Стоит еще раз повторить: мысль человека при своем рождении опирается не только на универсальные содержательные категории и структуры, но и на категории единицы конкретного языка. Конечно, это не значит, что, кроме словесного мышления, не существует иных форм разумной деятельности. Есть еще мышление образное, знакомое любому человеку, но особенно развитое у профессионалов: художников, музыкантов, артистов... есть мышление техническое – профессиональное достоинство конструкторов, механиков, чертежников, и опять-таки в той или иной степени не чуждое всем нам. Существует, наконец, мышление предметное – им все мы руководствуемся в массе бытовых ситуаций, от завязывания шнурков на ботинках и до отпирания входной двери... Но основная форма мышления, объединяющая всех людей в подавляющем большинстве жизненных ситуаций, – это, конечно же, мышление языковое, словесное.

Иное дело, что слова и другие единицы языка выступают в ходе мыслительной деятельности в каком-то «не своем» виде, их трудно ухватить, выделить (еще бы: мы ведь думаем значительно быстрее, чем говорим!), и наша «внутренняя речь» (это термин, введенный в науку замечательным отечественным психологом Л.С. Выготским) фрагментарна и ассоциативна. Это значит, что слова здесь представлены какими-то своими «кусочками» и соединяются они между собой не так, как в обычной «внешней» речи, а плюс к тому в языковую ткань мысли вкрапливаются еще образы – зрительные, слуховые, осязательные и т.п. Получается, что структура «внутренней» речи намного сложнее, чем структура речи «внешней», доступной наблюдению. Да, это так. И все же то, что в ее основе лежат категории и единицы конкретного языка, не подлежит сомнению.

Подтверждение этому было найдено в разнообразных экспериментах, особенно активно проводившихся в середине нашего века. Испытуемого специально «озадачивали» и, пока он – про себя – размышлял над какой-то проблемой, его речевой аппарат исследовали с разных сторон. То просвечивали рентгеновским аппаратом его глотку и ротовую полость, то невесомыми датчиками снимали с губ и с языка электрический потенциал... Результат был один: при умственной («немой!») деятельности речевой аппарат человека находился в состоянии активности. В нем происходили какие-то сдвиги, изменения – словом, шла работа!

Еще характернее в данном смысле свидетельства полиглотов, то есть людей, свободно владеющих несколькими языками. Обычно они без труда определяют в каждый конкретный момент, на каком языке думают. (Причем выбор или смена языка, на который опирается мысль, зависит от обстановки, в которой полиглот находится, от самого предмета мысли и т.п.)

Известный болгарский певец Борис Христов, долгие годы живший за границей, считал своим долгом петь арии на языке оригинала. Он объяснял это так: «Когда я говорю по-итальянски, то и думаю по-итальянски. Когда говорю по-болгарски, то и думаю по-болгарски». Но однажды на представлении «Бориса Годунова» – Христов пел, естественно, по-русски – певцу пришла в голову какая-то мысль по-итальянски. И он неожиданно для себя продолжил арию... на итальянском языке. Дирижер окаменел. А публика (дело было в Лондоне), слава Богу, ничего не заметила...

Любопытно, что среди писателей, владеющих несколькими языками, редко встречаются авторы, переводящие самих себя. Дело в том, что для настоящего творца перевести, скажем, роман на другой язык – значит не просто переписать его, но передумать , перечувствовать, написать заново, в согласии с иной культурой, с иным «взглядом на мир». Ирландский драматург Сэмюэл Беккет, нобелевский лауреат, один из родоначальников театра абсурда, создавал каждую свою вещь дважды, сначала на французском, потом на английском. Но при этом настаивал, что речь должна идти о двух разных произведениях. Сходные рассуждения на эту тему можно найти также у Владимира Набокова, писавшего по-русски и по-английски, и у других «двуязычных» писателей. А Ю.Н. Тынянов так в свое время оправдывался по поводу тяжеловатого стиля некоторых своих статей в книге «Архаисты и новаторы»: «Язык не только передает понятия, но и является ходом их конструирования. Поэтому, например, пересказ чужих мыслей обыкновенно яснее, чем рассказ своих». И, следовательно, чем оригинальнее мысль, тем труднее ее выразить...

Но сам собой напрашивается вопрос: если мысль в своем формировании и развитии связана с материалом конкретного языка, то не теряет ли она свою специфику, свою глубину при передаче средствами иного языка? Возможны ли тогда вообще перевод с языка на язык, общение между народами? Отвечу так: поведение и мышление людей при всем их национальном колорите подчиняется некоторым универсальным, общечеловеческим законам. И языки при всем их разнообразии тоже базируются на некоторых общих принципах (часть из которых мы уже наблюдали в разделе, посвященном свойствам знака). Так что в целом перевод с языка на язык, конечно же, возможен и необходим. Ну а какие-то потери при этом неизбежны. Так же как и приобретения. Шекспир в переводе Пастернака – это уже не только Шекспир, но и Пастернак. Перевод согласно известному афоризму есть искусство компромиссов.

Все сказанное приводит нас к выводу: язык – не просто форма, оболочка для мысли, это даже не средство мышления, а скорее его способ . Сам характер формирования мыслительных единиц и их функционирования в значительной мере зависит именно от языка.

13. ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ

Третья функция языка – познавательная (другое ее название – аккумулятивная, то есть накопительная). Большая часть того, что знает взрослый человек о мире, пришло к нему с языком, через посредство языка. Он, возможно, никогда не был в Африке, но знает, что там есть пустыни и саванны, жирафы и носороги, река Нил и озеро Чад... Он никогда не был на металлургическом комбинате, но имеет понятие о том, как выплавляется железо, а возможно, и о том, как из железа получается сталь. Человек может мысленно путешествовать во времени, обращаться к тайнам звезд или микромира – и всем этим он обязан языку. Его собственный опыт, добытый при помощи органов чувств, составляет ничтожную часть его знаний.

Как же формируется внутренний мир человека? Какова роль языка в этом процессе?

Основной мыслительный «инструмент», с помощью которого человек познает мир, есть понятие . Понятие образуется в ходе практической деятельности человека благодаря способности его разума к абстрагированию, обобщению. (Стоит подчеркнуть: низшие формы отражения действительности в сознании – такие, как ощущение, восприятие, представление, есть и у животных. Собака, например, имеет представление о своем хозяине, о его голосе, запахе, привычках и т.д., но обобщенного понятия «хозяин», равно как и «запах», «привычка» и т.п., у собаки нет.) Понятие отрывается от наглядно-чувственного образа предмета. Это единица логического мышления, привилегия хомо сапиенса.

Как образуется понятие? Человек наблюдает множество явлений объективной действительности, сравнивает их, выделяет в них различные признаки. Признаки неважные, случайные он «отсекает», отвлекается от них, а признаки существенные складывает, суммирует – и получается понятие. К примеру, сравнивая различные деревья – высокие и низкие, молодые и старые, с прямым стволом и с искривленным, лиственные и хвойные, сбрасывающие листву и вечнозеленые и т.д., он выделяет в качестве постоянных и существенных следующие признаки: а) это растения (родовой признак), б) многолетние,
в) с твердым стеблем (стволом) и г) с ветвями, образующими крону. Так формируется в сознании человека понятие «дерево», под которое подводится все многообразие наблюдаемых конкретных деревьев; оно-то и закрепляется в соответствующем слове: дерево . Слово есть типичная, нормальная форма существования понятия. (У животных нет слов – и понятиям, даже если бы для их возникновения были основания, не на что там опереться, не в чем закрепиться...)

Конечно, необходимы некоторые умственные усилия и, наверное, немалое время для того, чтобы понять, что, скажем, каштан под окном и карликовая сосна в горшке, прутик-саженец яблоньки и тысячелетняя секвойя где-то в Америке – это все «дерево» . Но именно таков магистральный путь человеческого познания – от отдельного к общему, от конкретного к абстрактному.

Обратим внимание на следующий ряд русских слов: печаль, огорчать, восхищаться, воспитание, увлечение, обхождение, понимать, отвратительный, открыто, сдержанно, ненавидеть, коварный, справедливость, обожать ... Можно ли найти в их значениях что-либо общее? Трудно. Разве что все они обозначают некие отвлеченные понятия: психические состояния, чувства, отношения, признаки... Да, это так. Но еще у них в некотором смысле одинаковая история. Все они образованы от других слов с более конкретными – «материальными» – значениями. И, соответственно, стоящие за ними понятия тоже опираются на понятия меньшего уровня обобщения. Печаль образовано от печь (ведь печаль – жжет!); огорчать – от горький, горечь; воспитание – от питать, пища; увлечение – от влечь, волочить (то есть ‘тащить за собой’); справедливость – от правый (то есть ‘находящийся по правую руку’) и т.д.

Таков в принципе путь семантической эволюции всех языков мира: значения обобщенные, отвлеченные вырастают в них на базе значений более конкретных, или, если так можно выразиться, приземленных. Однако у каждого народа какие-то участки действительности членятся подробней, чем другие. Хорошо известен тот факт, что в языках народов, населяющих Крайний Север (лопарей, эскимосов), существуют десятки названий для разных видов снега и льда (хотя при этом может не быть обобщенного названия для снега вообще). У арабов-бедуинов различаются десятки наименований для разных видов верблюдов – в зависимости от их породы, возраста, предназначения и т.п. Понятно, что такое разнообразие названий вызвано условиями самой жизни. Вот как писал о языках коренных жителей Африки и Америки известный французский этнограф Люсьен Леви-Брюль в книге «Первобытное мышление»: «Все представлено в виде образов-понятий, то есть своего рода рисунками, где закреплены и обозначены мельчайшие особенности (а это верно не только в отношении всех предметов, каковы бы они ни были, но и в отношении всех движений, всех действий, всех состояний, всех свойств, выражаемых языком). Поэтому словарь этих “первобытных” языков должен отличаться таким богатством, о котором наши языки дают лишь весьма отдаленное представление».

Не надо только думать, что все это разнообразие объясняется исключительно экзотическими условиями жизни или неодинаковым положением народов на лестнице человеческого прогресса. И в языках, принадлежащих к одной цивилизации, допустим, европейской, можно найти сколько угодно примеров различной классификации окружающей действительности. Так, в ситуации, в которой русский скажет просто нога («Доктор, я ногу ушиб»), англичанин должен будет выбрать, употребить ли ему слово leg или слово foot – в зависимости от того, о какой части ноги идет речь: от бедра до щиколотки или же о ступне. Аналогичное различие – das Bein и der Fu? – представлено в немецком языке. Далее, мы скажем по-русски палец безотносительно к тому, идет ли речь о пальце на ноге или пальце на руке. А для англичанина или немца это «разные» пальцы, и для каждого из них есть свое наименование. Палец на ноге называется по-английски toe , палец на руке – finger ; по-немецки – соответственно die Zehe и der Finger ; при этом, впрочем, большой палец имеет свое особое наименование: thumb в английском и der Daumen в немецком. А действительно ли так важны эти различия между пальцами? Нам, славянам, кажется, что общего все-таки больше...

Зато в русском различаются синий и голубой цвета, а для немца или англичанина это различие выглядит столь же несущественным, второстепенным, как для нас, скажем, различие между красным и бордовым цветом: blue в английском и blau в немецком – это единое понятие «сине-голубой» (см. § 3). И бессмысленно ставить вопрос: а какой язык ближе к истине, к реальному положению вещей? Каждый язык прав, ибо имеет право на свое «видение мира».

Даже языки очень близкие, состоящие в тесном родстве, то и дело обнаруживают свою «самостийность». К примеру, русский и белорусский очень сходны между собой, это кровные братья. Однако в белорусском нет точных соответствий русским словам общение (его переводят как адносiны , то есть, строго говоря, ‘отношения’, или как зносiны , то есть ‘сношения’) и ценитель (его переводят как знаток или как аматар , то есть ‘любитель’, а это не совсем одно и то же)... Зато с белорусского на русский трудно перевести шчыры (это и ‘искренний’, и ‘настоящий’, и ‘дружелюбный’) или плён (‘урожай’? ‘успех’? ‘результат’? ‘результативность’?)... И таких слов набирается на целый словарик.

Язык, как мы видим, оказывается для человека готовым классификатором объективной действительности, и это хорошо: он как бы прокладывает рельсы, по которым движется поезд человеческого знания. Но вместе с тем язык навязывает свою систему классификации всем участникам данной конвенции – с этим тоже трудно спорить. Если бы нам с малых лет твердили, что палец на руке – это одно, а палец на ноге – совсем другое, то к зрелому возрасту мы, наверное, были бы уже убеждены в справедливости именно такого членения действительности. И добро бы речь шла только о пальцах или там о конечностях, – мы соглашаемся «не глядя» и с иными, более важными пунктами «конвенции», которую подписываем.

В конце 60-х годов на одном из островов Филиппинского архипелага (в Тихом океане) было обнаружено племя, жившее в условиях каменного века и в полной изоляции от остального мира. Представители этого племени (они называли себя тасадаи ) даже не подозревали, что, кроме них, на Земле есть еще разумные существа. Когда ученые и журналисты вплотную занялись описанием мира тасадаев, их поразила одна особенность: в языке племени вообще не было слов типа война, враг, ненавидеть ... Тасадаи, по выражению одного из журналистов, «научились жить в гармонии и согласии не только с природой, но и между собой». Конечно, можно объяснить этот факт так: исконное дружелюбие и доброжелательность данного племени нашли свое естественное отражение в языке. Но ведь и язык не стоял в стороне от общественной жизни, он накладывал свой отпечаток на формирование моральных норм данного сообщества: откуда было узнать новоиспеченному тасадаю о войнах и убийствах? Мы же с нашими языками подписали иную информационную «конвенцию»...

Итак, язык воспитывает человека, формирует его внутренний мир – в этом суть познавательной функции языка. Причем проявляться данная функция может в самых что ни на есть неожиданных конкретных ситуациях.

Американский лингвист Бенжамен Ли Уорф приводил такие примеры из своей практики (он работал когда-то инженером по технике противопожарной безопасности). На складе, на котором хранятся бензиновые цистерны, люди ведут себя осторожно: не разводят огня, не щелкают зажигалками... Однако те же самые люди ведут себя по-другому на складе, о котором известно, что здесь хранятся пустые (по-английски empty ) бензиновые цистерны. Здесь они проявляют беспечность, могут закурить сигарету и т.п. А между тем пустые цистерны из-под бензина намного взрывоопаснее, чем полные: в них остаются пары бензина. Почему же люди ведут себя так неосторожно? – спрашивал себя Уорф. И отвечал: потому что их успокаивает, вводит в заблуждение слово пустой , имеющее несколько значений (например, такие: 1) ‘не содержащий в себе ничего (о вакууме)’, 2) ‘не содержащий в себе чего-то ’...). И люди неосознанно как бы подменяют одно значение другим. Из подобных фактов выросла целая лингвистическая концепция – теория лингвистической относительности, утверждающая, что человек живет не столько в мире объективной действительности, сколько в мире языка...

Значит, язык может быть причиной недоразумений, ошибок, заблуждений? Да. Мы уже говорили о консерватизме как изначальном свойстве языкового знака. Человек, подписавший «конвенцию», не очень-то склонен затем ее менять. И потому языковые классификации сплошь и рядом расходятся с классификациями научными (более поздними и более точными). Мы, например, делим весь живой мир на животных и растения, а систематологи говорят, что такое деление примитивно и неправильно, ибо существуют еще по крайней мере грибы и микроорганизмы, которые нельзя отнести ни к животным, ни к растениям. Не совпадает с научным наше «бытовое» понимание того, что такое минералы, насекомые, ягоды, – чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в энциклопедический словарь. Да что там частные классификации! Коперник еще в XVI веке доказал, что Земля вращается вокруг Солнца, а язык до сих пор отстаивает предыдущую точку зрения. Мы ведь говорим: «Солнце всходит, солнце заходит...» – и даже не замечаем этого анахронизма.

Однако не надо думать, что язык только тормозит прогресс человеческого знания. Он может, наоборот, активно способствовать его развитию. Один из крупнейших японских политиков современности, Дайсаку Икэда, считает, что именно японский язык был одним из основных факторов, содействовавших быстрому возрождению послевоенной Японии: «В освоении современных научно-технических достижений, которые длительный период шли к нам из стран Европы и США, огромная роль принадлежит японскому языку, заключенному в нем гибкому механизму словообразования, позволяющему мгновенно создавать и легко овладевать тем поистине огромным количеством новых слов, которые понадобились нам для усвоения массы хлынувших извне понятий». О том же писал когда-то французский языковед Жозеф Вандриес: «Язык гибкий и подвижный, в котором грамматика сведена к минимуму, показывает мысль во всей ее ясности и разрешает ей двигаться свободно; язык негибкий и тяжеловесный стесняет мысль». Оставив в стороне спорный вопрос о роли грамматики в процессах познания (что значит в приведенной цитате «грамматика сведена к минимуму»?), поспешу успокоить читателя: не стоит переживать за тот или иной конкретный язык или скептически оценивать его возможности. На практике каждое средство общения соответствует своему «взгляду на мир» и с достаточной полнотой обеспечивает коммуникативные потребности данного народа.

14. НОМИНАТИВНАЯ ФУНКЦИЯ

Еще одна чрезвычайно важная функция языка – номинативная, или назывная. Фактически мы уже касались ее, размышляя в предыдущем параграфе о функции познавательной. Дело в том, что называние составляет неотъемлемую часть познания . Человек, обобщая массу конкретных явлений, отвлекаясь от их случайных признаков и выделяя существенные, испытывает потребность закрепить полученное знание в слове. Так появляется название. Если бы не оно, понятие так и осталось бы бесплотной, умозрительной абстракцией. А при помощи слова человек может как бы «застолбить» обследованную часть окружающей действительности, сказать себе: «Это я уже знаю», повесить табличку-название и отправиться дальше.

Следовательно, вся та система понятий, которой обладает современный человек, покоится на системе названий. Легче всего показать это на примере имен собственных. Попробуем-ка из курсов истории, географии, литературы выбросить все имена собственные – все антропонимы (это значит имена людей: Александр Македонский, Колумб, Петр I, Мольер, Афанасий Никитин, Сент-Экзюпери, Дон Кихот, Том Сойер, дядя Ваня... ) и все топонимы (это названия местностей: Галактика, Северный полюс, Троя, Город Солнца, Ватикан, Волга, Освенцим, Капитолийский холм, Черная речка... ), – что останется от этих наук? Очевидно, тексты обессмыслятся, читающий их человек сразу потеряет ориентацию в пространстве и во времени.

А ведь названия – это не только имена собственные, но также и имена нарицательные. Терминология всех наук – физики, химии, биологии и т.д. – это все названия. Атомную бомбу и ту нельзя было бы создать, если бы на смену античному понятию «атом»* не пришли новые понятия – нейтрона, протона и других элементарных частиц, расщепления ядра, цепной реакции и т.д., – и все они закреплялись в словах!

Известно характерное признание американского ученого Норберта Винера о том, как научная деятельность его лаборатории тормозилась отсутствием соответствующего названия для данного направления поиска: неясно было, чем сотрудники этой лаборатории занимались. И только когда в 1947 году вышла в свет книга Винера «Кибернетика» (ученый придумал это название, взяв за основу греческое слово со значением ‘кормчий, рулевой’), новая наука семимильными шагами устремилась вперед.

Итак, номинативная функция языка служит не просто для ориентации человека в пространстве и времени, она идет рука об руку с функцией познавательной, она участвует в процессе познания мира.

Но человек по своей природе прагматик, он ищет прежде всего практическую пользу от своих дел. Это значит, что он не будет называть подряд все окружающие предметы в расчете на то, что эти названия когда-нибудь да пригодятся. Нет, он пользуется номинативной функцией с умыслом, избирательно, называя в первую очередь то, что для него ближе, чаще и важнее всего.

Вспомним для примера названия грибов в русском языке: сколько мы их знаем? Белый гриб (боровик), подберезовик (в Белоруссии его часто называют бабкой ), подосиновик (красноголовик), груздь, рыжик, масленок, лисичка, опенок, сыроежка, волнушка ... – не меньше десятка наберется. Но это все полезные, съедобные грибы. А несъедобные? Пожалуй, только два вида мы и различаем: мухоморы и поганки (ну, не считая еще некоторых ложных разновидностей: ложные опята и т.п.). А между тем биологи утверждают, что разновидностей несъедобных грибов значительно больше, чем съедобных! Просто они человеку не нужны, неинтересны (если не считать узких специалистов в этой области) – так зачем же впустую тратить названия и забивать себе голову?

Отсюда вытекает одна закономерность. В любом языке обязательно есть лакуны , то есть дыры, пустые места в картине мира. Иными словами, что-то обязательно должно быть не названо – то, что человеку (пока еще) не важно, не нужно...

Взглянем в зеркало на хорошо нам знакомое собственное лицо и спросим: это что такое? Нос . А это? Губа . А что между носом и губой? Усы . Ну а если усов нет – как это место называется? В ответ – пожимание плечами (или лукавое «Место между носом и губой»). Ну хорошо, еще вопрос. Это что такое? Лоб . А это? Затылок . А что между лбом и затылком? В ответ: голова . Нет, голова – это все в целом, а как называется данная часть головы, между лбом и затылком? Мало кто вспомнит название темя , чаще всего ответом будет то же пожимание плечами... Да, что-то должно не иметь названия.

И еще одно следствие вытекает из сказанного. Для того чтобы предмет получил название, нужно, чтобы он вошел в общественный обиход, перешагнул через некоторый «порог значимости». До каких-то пор еще можно было обходиться случайным или описательным названием, а с этих пор уже нельзя – нужно отдельное имя.

В этом свете любопытно, например, понаблюдать за развитием средств (орудий) письма. История слов перо, ручка, авторучка, карандаш и т.п. отражает развитие «кусочка» человеческой культуры, формирование соответствующих понятий в сознании носителя русского языка. Помню, как в 60-е годы в СССР появились первые фломастеры. Тогда они были еще редкостью, их привозили из-за границы, и возможности их использования были еще не вполне ясны. Постепенно эти предметы стали обобщаться в особое понятие, но еще долго не получали своего четкого наименования. (Бытовали названия «плакар», «волокнистый карандаш», да и в написании наблюдались варианты: фломастер или фламастер ?) Сегодня фломастер – уже «отстоявшееся» понятие, прочно закрепившееся в соответствующем названии. Но вот уже совсем недавно, в конце 80-х, появились новые, несколько отличные орудия письма. Это, в частности, автоматический карандаш со сверхтонким (0,5 мм) грифелем, выдвигающимся щелчками на определенную длину, затем шариковая ручка (опять-таки со сверхтонким наконечником), пишущая не пастой, а чернилами, и т.п. Как они называются? Да пока что – в русском языке – никак. Их можно охарактеризовать только описательно: приблизительно так, как это сделано в данном тексте. Они еще не вошли широко в быт, не стали фактом массового сознания, а значит, можно пока еще обойтись без специального наименования.

Отношение человека к названию вообще непросто.

С одной стороны, со временем название привязывается, «прикипает» к своему предмету, и в голове у носителя языка возникает иллюзия исконности, «природности» наименования. Имя становится представителем, даже заместителем предмета. (Еще древние люди верили, что имя человека внутренне связано с ним самим, составляет его часть. Если, скажем, нанести вред имени, то пострадает сам человек. Отсюда проистекал запрет, так называемое табу, на употребление имен близких родственников.)

С другой стороны,участие имени в процессе познания приводит еще к одной иллюзии: «если знаешь название – знаешь и предмет». Допустим, мне знакомо слово суккулент – следовательно, я знаю, что это такое. Об этой своеобразной магии термина хорошо писал тот же Ж.Вандриес: «Знать имена вещей – значит иметь над ними власть... Знать название болезни – это уже наполовину вылечить ее. Нам не следует смеяться над этой первобытной верой. Она живет еще в наше время, раз мы придаем значение форме диагноза. “У меня голова болит, доктор”. – “Это цефалалгия”. “У меня плохо работает желудок”. – “Это диспепсия”... А больные чувствуют себя уже лучше только оттого, что представитель науки знает название их тайного врага».

Действительно, нередко в научных дискуссиях становишься свидетелем того, как споры по существу предмета подменяются войной названий, противоборством терминологий. Диалог идет по принципу: скажи мне, какие термины ты употребляешь, и я скажу тебе, к какой школе (научному направлению) ты принадлежишь.

Вообще же говоря, вера в существование единственно правильного наименования распространена шире, чем мы это себе представляем. Вот как сказал поэт:

Когда мы уточним язык
И камень назовем как надо,
Он сам расскажет, как возник,
В чем цель его и где награда.

Когда звезде подыщем мы
Ее единственное имя –
Она, с планетами своими,
Шагнет из немоты и тьмы...

(А.Аронов)

Не правда ли, это напоминает слова старого чудака из анекдота: «Я все могу себе представить, все могу понять. Я даже понимаю, как люди открыли такие далекие от нас планеты. Я одного только не могу взять в толк: откуда они узнали их имена?».

Конечно, не стоит переоценивать силу имени. И тем более нельзя ставить знак равенства между вещью и ее названием. А то ведь недолго прийти к выводу, что все наши беды проистекают от неправильных наименований и стоит лишь поменять имена, как все тут же поправится. Такое заблуждение, увы, тоже не минует человека. Стремление к повальному переименованию особенно заметно в периоды социальных потрясений. Переименовываются города и улицы, вместо одних воинских званий вводятся другие, милиция становится полицией (или, в других странах, наоборот!), техникумы и институты в мгновение ока перекрещиваются в колледжи и академии... Вот что значит номинативная функция языка, вот какова вера человека в название!

15. РЕГУЛЯТИВНАЯ ФУНКЦИЯ

Регулятивная функция объединяет те случаи использования языка, когда говорящий ставит своей целью непосредственно воздействовать на адресата: побудить его к какому-то действию или запретить ему что-либо делать, заставить ответить на вопрос и т.д. Ср. такие высказывания, как: Который час? Хочешь молока? Позвоните мне, пожалуйста, завтра. Все на митинг! Чтоб я этого больше не слышал! Ты возьмешь с собой мою сумку. Не надо лишних слов . Как видно уже из приведенных примеров, в распоряжении регулятивной функции находятся многообразные лексические средства и морфологические формы (особую роль тут играет категория наклонения), а также интонация, порядок слов, синтаксические конструкции и т.п.

Замечу, что различного рода побуждения – такие, как просьба, приказ, предостережение, запрет, совет, убеждение и т.п., – не всегда оформляются как таковые, выражаясь при помощи «собственных» языковых средств. Иногда они выступают в чужом обличье, с использованием языковых единиц, обслуживающих обычно иные цели. Так, обращенную к сыну просьбу не приходить домой поздно мать может выразить непосредственно, с использованием формы повелительного наклонения («Не приходи сегодня поздно, пожалуйста!»), а может замаскировать ее под вопрос («Во сколько ты собираешься вернуться?»), а также под упрек, предупреждение, констатацию факта и т.д.; сравним такие высказывания, как: «Вчера ты опять поздно пришел...» (с особой интонацией), «Смотри – теперь рано темнеет», «Метро работает до часу, не забудь», «Я буду очень волноваться» и т.п.

В конечном счете регулятивная функция направлена на создание, поддержание и регулирование отношений в человеческих микроколлективах, то есть в той реальной среде, в которой обитает носитель языка. Нацеленность на адресата роднит ее с коммуникативной функцией (см. § 11). Иногда вместе с регулятивной функцией рассматривают также функцию фатическую *, или контактоустанавливающую. Имеется в виду, что человеку всегда нужно определенным образом вступить в разговор (окликнуть собеседника, поприветствовать его, напомнить о себе и т.п.) и выйти из разговора (попрощаться, поблагодарить и т.п.). Но разве установление контакта сводится к обмену фразами типа «Здравствуй» – «До свидания»? Фатическая функция значительно шире по сфере своего применения, и поэтому немудрено, что ее сложно отграничить от функции регулятивной.

Попробуем вспомнить: о чем мы говорим в течение дня с окружающими? Что, это все информация жизненно важная для нашего благополучия или непосредственно влияющая на поведение собеседника? Да нет, большей частью это разговоры, казалось бы, «ни о чем», о пустяках, о том, что и без того известно собеседнику: о погоде и об общих знакомых, о политике и о футболе у мужчин, об одежде и детях у женщин; теперь к ним прибавились еще комментарии к телесериалам... Не надо относиться к таким монологам и диалогам иронически и высокомерно. На самом деле это разговоры не о погоде и не о «тряпках», а друг о друге , о нас с вами, о людях. Для того чтобы занять, а затем поддерживать определенное место в микроколлективе (а таковым является семья, круг друзей, производственный коллектив, соседи по дому, даже спутники по купе и т.д.), человек обязательно должен разговаривать с другими членами данной группы.

Даже если вы случайно оказались вместе с кем-то в кабине движущегося лифта, то, возможно, чувствуете некоторую неловкость и поворачиваетесь спиной: расстояние между вами и вашим спутником слишком мало, чтобы делать вид, что вы не замечаете друг друга, а завязывать разговор тоже в общем-то не имеет смысла – не о чем, да и ехать слишком недолго... Вот тонкое наблюдение в повести современного российского прозаика В.Попова: «По утрам мы все вместе поднимались в лифте... Лифт поскрипывал, шел вверх, и все в нем молчали. Все понимали, что нельзя так стоять, что надо что-то сказать, быстрее что-то сказать, чтобы разрядить это молчание. Но говорить о работе было еще рано, а о чем говорить – никто не знал. И такая в этом лифте стояла тишина, хоть выпрыгивай на ходу».

В коллективах же относительно постоянных, долговременных установление и поддержание речевых контактов – важнейшее средство регулирования отношений. Вот, к примеру, вы встречаете на лестничной площадке соседку Марию Ивановну и говорите ей: «Доброе утро, Марья Иванна, что-то вы сегодня рано...». У этой фразы – двойное дно. За ее «внешним» смыслом прочитывается: «Напоминаю, Мария Ивановна, я – ваш сосед и хотел бы по-прежнему оставаться с вами в добрых отношениях». Ничего лицемерного, лживого в подобных приветствиях нет, таковы правила общения. И все это очень важные, просто необходимые фразы. Образно можно сказать так: если вы сегодня не похвалите новые бусы на своей подруге, а она, в свою очередь, завтра не поинтересуется, как развиваются ваши отношения с неким общим знакомым, то через пару дней между вами, возможно, пробежит легкий холодок, а через месяц вы, может быть, и вовсе потеряете свою подругу... Не хотите поставить эксперимент? Поверьте на слово.

Подчеркну: общение с родственниками, приятелями, соседями, спутниками, сослуживцами нужно не только для поддержания определенных отношений в микроколлективах. Оно важно и для самого человека – для его самоутверждения, для реализации его как личности. Дело в том, что индивид играет в обществе не только некоторую постоянную социальную роль (например, «домохозяйка», «школьник», «ученый», «шахтер» и т.п.), но и все время примеряет к себе разные социальные «маски», например: «гость», «пассажир», «больной», «советчик» и т.п. И весь этот «театр» существует главным образом благодаря языку: для каждой роли, для каждой маски есть свои речевые средства.

Разумеется, регулятивная и фатическая функции языка направлены не только на улучшение отношений между членами микроколлектива. Иногда человек, наоборот, прибегает к ним в «репрессивных» целях – для того, чтобы отдалить, оттолкнуть от себя собеседника. Иными словами, язык используется не только для взаимных «поглаживаний» (это принятый в психологии термин), но также для «уколов» и «ударов». В последнем случае мы имеем дело с выражениями угрозы, оскорблениями, ругательствами, проклятиями и т.п. И опять-таки: общественная конвенция – вот кто устанавливает, что считать грубым, оскорбительным, унизительным для собеседника. В русскоязычном уголовном мире одно из самых сильных, смертельных оскорблений – «козел!». А в аристократическом обществе позапрошлого века слова подлец было достаточно для того, чтобы вызвать обидчика на дуэль. Сегодня же языковая норма «мягчеет» и планка репрессивной функции поднимается достаточно высоко. Это значит – человек воспринимает как оскорбительные только очень сильные средства...

Кроме рассмотренных выше языковых функций – коммуникативной, мыслительной, познавательной, номинативной и регулятивной (к которой мы «приплюсовали» фатическую), можно выделять еще другие общественно значимые роли языка. В частности, этническая функция означает, что язык объединяет этнос (народ), она помогает сформироваться национальному самосознанию. Эстетическая функция превращает текст в произведение искусства: это сфера творчества, художественной литературы – о ней уже шла речь раньше. Эмоционально-экспрессивная функция позволяет человеку выражать в языке свои чувства, ощущения, переживания... Магическая (или заклинательная) функция реализуется в особых ситуациях, когда язык наделяется как бы надчеловеческой, «потусторонней» силой. Примерами могут служить заговоры, божбы, клятвы, проклятия и некоторые иные ритуальные виды текстов.

И все это – еще не полный «круг обязанностей» языка в человеческом обществе.

Задачи и упражнения

1. Определите, какие функции языка реализуются в следующих высказываниях.

а) Крыжовка (вывеска на здании железнодорожной станции) .
б) Переучет (табличка на двери магазина) .
в) Здравствуйте. Меня зовут Сергей Александрович (учитель, входя в класс) .
г) Равносторонний прямоугольник называется квадратом (из учебника) .
д) «Я в среду не приду на тренировку, не смогу». – «Надо, Федя, надо» (из разговора на улице) .
е) Чтоб ты провалился, пьянчуга проклятый! (Из квартирной перебранки) .
ж) Я изучил науку расставанья В простоволосых жалобах ночных (О.Мандельштам) .

2. В одном фильме «из заграничной жизни» герой спрашивает служанку:

– Миссис Майонз дома?
И получает ответ:
– Ваша мать в гостиной.

Почему спрашивающий называет свою мать так официально: «миссис Майонз»? И почему служанка в своем ответе выбирает иное наименование? Какие функции языка реализуются в данном диалоге?

3. Какие языковые функции реализуются в следующем диалоге из повести В.Войновича «Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина»?

Помолчали. Потом Чонкин посмотрел на ясное небо и сказал:
– Сегодня, видать по всему, будет вёдро.
– Будет вёдро, если не будет дождя, – сказал Леша.
– Без туч дождя не бывает, – заметил Чонкин. – А бывает так, что и тучи есть, а дождя все равно нету.
– Бывает и так, – согласился Леша.
На этом они и расстались.

4. Прокомментируйте следующий диалог двух персонажей романа М.Твена «Приключения Гекльберри Финна».

– ...А вот если подойдет к тебе человек и спросит: «Парле ву франсе?» – ты что подумаешь?
– Ничего не подумаю, возьму и тресну его по башке...

Какие языковые функции «не срабатывают» в данном случае?

5. Очень часто человек начинает разговор со слов типа послушай(те), знаешь ли (знаете ли) или с обращения к собеседнику по имени, хотя рядом с тем никого нет, так что это обращение тоже не имеет особого смысла. Для чего говорящий это делает?

6. Физика учит: основных цветов солнечного спектра семь : красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. А между тем самые простые наборы красок или карандашей включают в себя шесть цветов, и это другие составляющие: черный, коричневый, красный, желтый, зеленый, синий. (При «расширении» набора появляются голубой, оранжевый, фиолетовый, лимонный и даже белый...) Какая из этих картин мира в большей степени отражена в языке – «физическая» или «бытовая»? Какими языковыми фактами это можно подтвердить?

7. Перечислите названия пальцев на руке. Все ли названия одинаково быстро приходят вам в голову? С чем это связано? А теперь перечислите названия пальцев на ноге. Какой отсюда следует вывод? Как это согласуется с номинативной функцией языка?

8. Покажите на себе, где находится у человека голень, щиколотка, лодыжка, запястье. Легким ли для вас оказалось это задание? Какой отсюда следует вывод о соотношении мира слов и мира вещей?

9. В языке действует такой закон: чем чаще слово употребляется в речи, тем в принципе шире его значение (или, по-другому, тем больше у него значений). Как можно обосновать это правило? Покажите его действие на примере следующих русских существительных, обозначающих части тела.

Голова, лоб, пятка, плечо, запястье, щека, ключица, рука, ступня, нога, поясница, висок.

10. Человека высокого и крупного по-русски могут назвать примерно такими словами: атлант, исполин, великан, богатырь, гигант, колосс, Гулливер, Геракл, Антей, верзила, дылда, амбал, слон, шкаф ... Представьте себе, что вам поручено подобрать название для нового магазина готовой одежды больших размеров (от 52-го и выше). Какое (или какие) название вы выберете и почему?

11. Попытайтесь определить, какие понятия лежат исторически в основе значений следующих русских слов: поручительство, допотопный, буквально, возвещать, отвратительный, сдержанно, раскрепощенно, сличать, распределение, недоступный, покровительство, подтверждение . Какую закономерность можно заметить в семантической эволюции данных слов?

12. Ниже приводится ряд белорусских существительных, не имеющих однословных соответствий в русском языке (по словарику «Самабытные слова» И.Шкрабы). Переведите эти слова на русский язык. Как объяснить их «самобытность»? С какой функцией языка (или с какими функциями) соотносится наличие таких – безэквивалентных – слов?

Вырай, краска, клёк, груца, калiва, вясельнiк, гарбарня.

13. Можете ли вы точно определить значение таких слов в русском языке, как деверь, шурин, золовка, свояченица ? Если нет, то почему?

14. В книге «Дикорастущие полезные растения СССР» (М., 1976) можно найти немало примеров того, как классификация научная (ботаническая) не совпадает с классификацией бытовой («наивной»). Так, каштан и дуб относятся к семейству буковых. Черника и абрикос входят в одно семейство – розоцветных. Орех (лещина) относится к семейству березовых. Плоды груши, рябины, боярышника относятся к одному классу и называются яблоком.
Как объяснить эти расхождения?

15. Почему у человека, кроме имени собственного, бывают еще разнообразные «вторые имена»: прозвища, клички, псевдонимы? Почему человек, уходя в монахи, должен отказываться от своего мирского имени и принимать новое – духовное? Какие функции языка реализуются во всех этих случаях?

16. Существует такое неписаное правило, которого придерживаются студенты при подготовке к экзаменам: «Не знаешь сам – объясни товарищу». Как можно объяснить действие этого правила применительно к основным функциям языка?

* В древнегреческом a-tomos означало буквально ‘неделимый’.

(Продолжение следует)

Прежде чем приступить к описанию языковых функций, необходимо понять, что подразумевается под данным термином. Функция – неотъемлемый атрибут языка, форма его существования. По мнению А.А. Леонтьева, то, что присутствует в каждом речевом акте, является функцией языка.

Остальные проявления речевой деятельности – функции речи. Языковые функции абсолютно универсальны, т.е. свойственны Языку вообще. Они обязательны, и не могут не быть реализованными в конкретном речевом акте на любом языке. Есть два критерия противопоставления языковых и речевых функций:

1) Языковые функции осуществляются совокупно в абсолютно любом высказывании. Речевые осуществляются не полной своей совокупностью и могут остаться нереализованными в конкретном высказывании. Произнося фразу, человек формирует мысль (мыслеообразующая функция), выражает ее (мыслевыражающая) и направляет ее собеседнику (коммуникативная), у которого есть тот же фонд лексических, грамматических, культурно-прагматических сведений о языковых знаках (аккумулятивная). При этом не обязательно выражаются эмоции или изъявляется воля, содержится эстетический элемент или регулируется поведение собеседника.

2) Языковые функции не имеют специфических средств своего проявления / речевые реализуются специально закрепленными за ними средствами. Планом выражения языковых функций является весь фонд языка – от звука до предложения. Для реализации речевых функций используются конкретные средства (морфема, слово, порядок слов, интонация и т.д.) или их совокупность. Например, волюнтативная функция осуществляется в русском языке несколькими способами: повелительным наклонением (Уходи), инфинитив (Стоять!), интонацией (Скальпель! Пинцет!). Каждому жанру волеизъявления (мольба, просьба, пожелание, приказ) соответствуют собственные средства. Один и тот же жанр получает различное речевое воплощение. Просьба может содержать «волшебное слово» пожалуйста, а может быть крайне пренебрежительной: «Эй, ты, как там тебя, хватить ворон считать! Помоги-ка!».

Большинство исследователей отрицает принципиальное различие между языковыми и речевыми функциями. В отдельном высказывании они переплетены настолько тесно, что нет необходимости и возможности строго выдерживать оппозицию функция языка / функция речи.

Другой проблемой является вопрос числа языковых функций. Монофункционалисты все проявления языка сводят к одной функции. Чаще всего ею признается коммуникативная (Н.И. Жинкин, Р.В. Пазухин, Л. Блумфилд). К. Фосслер единственной функцией языка считал функцию выражения чувств, а Г.В. Колшанский – функцию выражения мыслей. Оба называют ее экспрессивной. Полифункционалисты различают в языке несколько функций.

Промежуточную позицию занимают ученые, считающие множество функций аспектами главной функции. В.А. Аврорин выделяет четыре языковые функции:

1. коммуникативная

2. мыслеообразующая (конструктивная)

3. мыслевыражающая (экспрессивная),

4. аккумулятивная (накопление и использование знаний и опыта).

В.А. Аврорин признает связь между ними настолько тесной, что всю их систему «можно представить себе как единую функцию, имеющую четыре неразрывные стороны».

Сознание, осуществляемое в языковой форме, всегда на что-то направлено.

Сознание диалогично, что отражено и во внутренней форме слова: со-знание «совместное знание». Язык всегда употребляется для общения: «Язык фактически является в известном смысле другим названием самой коммуникации…». Коммуникация остается коммуникацией и при нежелании сообщать кому-либо что-либо (дневник, «писательство в стол»), и при нулевом коммуникативном эффекте (отсутствие реакции адресата; риторическое обращение), и при автокоммуникации посредством внутренней речи.

На данном основании все функции языка можно свести к коммуникативной. Остальные функции – всего лишь различные ее стороны: фазовые (мыслеообразующая), инструментальные (номинативная, когнитивная (лат. сogito ‘понимаю, сознаю’), содержательные (эмотивная, волюнтативная (лат. voluntas ‘воля’), эстетическая), идентифицирующие (этническая, корпоративная). В реальном функционировании они неразрывно слиты с коммуникативной.

Л.И. Баранникова выделяет две функции (коммуникативную и познавательную), на базе которых развиваются все остальные – номинативная, эмотивная, регулятивная и т.д.

В.А. Аврорин указывает, что немотивированно расширенный полифункционализм языка основан на нетерминологическом значении слова функция. Под ним понимается в таком случае любое возможное использование языка.

Необходимо оговорить один момент, касающийся представленной в учебной литературе трактовки мыслеформирующей и мыслевыражающей функций. В.Н. Немченко пишет: «…Единицы мышления (понятия, суждения) выражаются языковыми средствами (словами, словосочетаниями, предложениями). На этом основании выделяется функция формирования мысли…». Как мы видим, выражение и формирование здесь отождествляются, что вносит двусмысленность в понимание данных функций и требует терминологической определенности.

На основе современных психолингвистических представлений можно сказать, что формирование мысли – это процесс перекодировки ментальных репрезентаций (концептов) в глубинную структуру языка. Глубинная структура представляет собой универсальный язык мысли (lingua mentalis) человечества. Выведение ее элементов в поверхностную структуру – т.е. в собственно языковую форму – относится к мыслевыражающей функции. Мыслеформирующая функция называется по-другому конструктивной. Иногда ее признают орудийной функцией мышления, а не языка.

Считается, что мыслевыражающая функция состоит в материализации мысли: «Обычно мысль формируется, конструируется с целью передачи ее другим. А это возможно лишь при условии, что мысль имеет материальное выражение, звуковую оболочку, т.е. выражена языковыми средствами». Однако языковыми средствами, хотя и не фонетическими, мысль формулируется не только для других, но и для самого себя. По логике фонетической трактовки мыслевыражающей функции, следовало бы признать, что в автодиалоге она не реализуется.

Нам представляется, что мыслевыражающая функция осуществляется и в процессе думания про себя. Выразить мысль – значит вывести ее из аморфного состояния глубинной структуры, сформулировать ее в языковой (нефонетической) форме. В этом случае мысль, не выражаясь во вне, выражается, однако, для самого человека. Тогда мыслевыражающая функция должна пониматься как трансформация глубинной структуры языка в поверхностную.